Лариса Лужина славится особенным чувством юмора, ее шутки, анекдоты, юмористические стихотворения, поговорки – всегда точны и к месту.
У актрисы есть любимое выражение: «Здравствуй, старость, а могли бы не встретиться». Но слово старость совершенно не про нее, она даже не выглядит на свой возраст. И всегда – «на передовой». Она яркая, энергичная, легкая на подъем, и очень обязательная. Если что-то пообещала – сделает.
Недавно Лариса Анатольевна побывала на встрече со студентами в Московском государственном институте культуры. Советская и российская актриса, народная артистка РСФСР провела мастер-класс, отвечала на вопросы студентов, и рассказала о своем творческом пути. Организатором мероприятия, в рамках заседания киноклуба, выступила кафедра теле-, кино- и фотоискусств факультета МАИС МГИК под руководством заведующей кафедрой Каринэ Альбертовны Фолиянц.
– Лариса Анатольевна, какие вопросы вам задавали будущие актеры, что их волнует сегодня? – поинтересовалась я при встрече.
– Современным студентам было интересно, как поступали «на артисток» в советское время. Какие были конкурсы, какие шансы поступить. А конкурс в мое время был огромный: 150-200 человек на место! Проходили туры, сидела строгая экзаменационная комиссия, и на каждого абитуриента, к сожалению, отводилось очень мало времени.
Рассказала о том, что, когда училась в Эстонии, а выросла я в Таллине, у нас в городе был очень хороший драмкружок, из которого вышли артисты – Игорь Ясулович, (кстати, он много лет вел актерскую мастерскую во ВГИКе), народный артист Владимир Коренев, наш «Ихтиандр», с которым мы сидели за одной партой. Из учащихся нашего драмкружка десять человек стали профессиональными артистами. Они все после школы поехали поступать в театральные ВУЗы, а мне не повезло, я не знала, что во ВГИКе есть актерский курс, и поехала в Ленинград. В Ленинграде я провалилась на первом же туре, только помню, как выступала перед комиссией, и дико волновалась, хотя в Таллине уже выходила на сцену.
Мне казалось, что я поступлю обязательно, была уже готовой артисткой, и вдруг так зажалась. Напала какая-то скованность, растерянность.
Конечно, потом поняла, что когда сидит приемная комиссия десять человек, и поступает огромное количество народа, каждому дается по 2-3 минуты, сложно раскрепоститься и показать на что способен. И так же происходят экзамены и сегодня. Я побывала во ВГИКе недавно и посмотрела, как комиссия всех очень быстро слушает, дается так же очень мало времени.
Сейчас я бы, наверное, не поступила, потому что тогда в театральном провалилась на первом туре, уехала из Ленинграда и решила, что это не мое. Бороться я не умею, и даже не могла себе представить, чтобы на следующий год снова ехать поступать в то же училище. Нет, я не смогла. И три года просто работала.
– Часто во время своих интервью вы говорите о том, что для артиста случай это чуть ли не самое главное…
– И сейчас говорю, что мне просто повезло. Я случайно попала в кино, это судьба меня вела. На таллинской киностудии, где я играла маленькую роль, на меня обратила внимание девушка-режиссер, которая училась в Москве во ВГИКЕ у Сергея Апполинариевича Герасимова. Ее звали Лейда Лайус. Она в Таллине находилась на практике, и оказалась тем человеком, благодаря которому я попала к Герасимову. Она, кстати, училась вместе с Ларисой Шепитько. Герасимову как раз не хватало одной студентки, был недобор, она показала ему мою фотографию, и сказала, что у нас в Таллине есть одна девочка. И режиссер сказал: «Ну, пусть приезжает в Москву. Я посмотрю». И я приехала.
– Вот так просто взяли билет на поезд и поехали в незнакомую Москву?
– Это был1959 год, мы с мамой обе блокадницы, почти всю блокаду прожили в Ленинграде. Папа мой погиб под Ленинградом, защищая Кронштадт, а когда война закончилась, мы с мамой вдвоем переехали на ее родину в Таллин, к ее дяде. Жили мы очень бедно, едва сводили концы с концами, и на дорогу у меня не было денег. Но так совпало, что меня вызвали на кинопробы к режиссерам Алову и Наумову за счет киностудии Мосфильм.
Я приехала в Москву, меня поселили в гостиницу «Украина», тогда Мосфильм мог позволить себе такую роскошь. Моя Лейда, я называю ее крестной мамой в кино, она сказала Герасимову, что я приехала из Таллина, и Герасимов сказал: «Ну, приходите в нам сегодня вечером домой, я ее послушаю»
Мы пришли к нему домой, я не знала, кто такой Герасимов, и все свое внимание переключила на Тамару Макарову. Потому что, только что посмотрела фильм «Каменный цветок» и была влюблена в ее героиню-красавицу. Старалась с ней общаться, что-то ей читать. А надо было с Герасимовым общаться, это я потом узнала, поэтому на Герасимова я не произвела впечатление. Была на грани отчаяния, опять ситуация с Ленинградом повторялась. Чувствую, что проваливаюсь, что плохо читаю. А все, потому что выбрала неудачное стихотворение «Ландыши», которое, оказывается, Герасимов ненавидел, он считал стихотворение пошлым. Вижу, что совсем ему не нравлюсь… Мне так стало себя жалко, я готова была расплакаться. Сказала ему: «А можно я вам прочитаю монолог Ларисы Дмитриевны из «Бесприданницы». Он так неохотно ответил: «Ну, читай…»
Села на стульчик, а в самом начале Герасимов сказал, что я слишком рослая. Я ведь подрабатывала манекенщицей, а там, чем выше каблук, тем лучше… Сняла туфли на высоком каблуке, присела на стульчик, стала читать и вдруг потекли слезы, так стало себя жалко, да и монолог был очень печальный. Захлебываюсь слезами, но читаю. Режиссер послушал и сказал: «Ладно. Хватит. Беру». Это были магические слова…
Я попала на курс изумительный, просто назову имена Серёжа Никоненко, Николай Губенко, Жанна Прохоренко, Лида Федосеева-Шукшина, Галя Польских, Галя Гаврилова, Женя Жариков. Фильмы с их участием вошли в Золотой фонд отечественного кино.
– Современные режиссеры наперегонки переснимают этот Золотой фонд, то «Тихий Дон» Герасимова, то «А зори здесь тихие» Ростоцкого, у которого вы снимались. Как вы относитесь к ремейкам?
– Когда пытаются снять заново «А зори здесь тихие», то может быть молодому поколению это интересно, потому что они не видели старый фильм Ростоцкого. Они смотрят новое кино и воспринимают уже его по-своему, а мы видели старую картину, и принимаем только ее. Новые картины нам кажутся костюмированными подделками... И вроде бы плачет героиня и смеется герой, но чего-то не хватает, может какой-то чистоты, которая была в картинах советского времени. И еще меня поразило то, сколько мало времени отводится на картину. Если раньше картины снимались по году, по полтора и даже больше по времени, то сейчас все снимается очень быстро. Актеры даже не успевают друг с другом пообщаться и подружится. Если мы ездили в экспедицию, то она бывала по два-три месяца. Когда снимали «Дом на семи ветрах», на берегу Дона был построен дом и там мы долго жили. Когда снимали «Любовь Серафима Фролова», то с Куравлевом жили больше месяца в деревне, ходили в гости к местным, общались, вживаясь в образы тех, кого играли.
В деревне Куравлев ходил в солдатской форме, я в костюме того времени, деревенские жители вначале относились к нам настороженно, потому что никогда не видели живых артистов и как снимается кино не знали, а потом привыкли. И через неделю нас воспринимали не как артистов, а как персонажей, которых мы играли. Меня, так и звали Солдаткой, Лёню Куравлева, – Серафимом Фроловым. А Тамару Семину, которая играла Настю, в деревне так и звали Настей…
А сейчас, кино снимается стремительно. Мы не так давно снимались с Серёжей Никоненко, и видели, как наши молодые партнеры приходят на площадку, им дают лист, они сразу с листа читают, и тут же в кадр заходят. А мы сказали, что так не можем, у нас старая школа, мы должны с этим текстом переспать. Не только запомнить, а прочувствовать, чтобы представить кого, ты будешь играть. И если уж играть в фильме про войну, то вжиться как следует, проникнуться глубиной темы.
– Может быть, поэтому сегодня, когда снимают кино о войне, уж слишком много говорят о патриотизме, и порой получается обратный эффект, замыливается само понятие…
– Да, говорят об этом много, вот поэтому истинный смысл во многом утрачен. Но я думаю только об одном, – как молодежи можно донести эту мысль честно и искреннее. У меня трое внуков – одному 26, другому 24 и самому младшему 14 лет. Я говорю им: «Ребята, вы же не хотите, чтобы ваша мама плакала? Значит надо помнить о том, что нужно защищать свою страну, свою родину. Надо сделать так, чтобы наш отчий дом был бы в безопасности»
Уже давно стало понятно, что наступили такие тяжелые моменты, когда надо встать грудью и защитить свою страну, но в первую очередь надо подумать о близких, потому что они нуждаются в защите. Мне кажется, что это самое главное. Мама – это самое главное в жизни любого человека, самое родное, что может быть на Земле. Мне хотелось бы показать это на своем примере, но я уже, к сожалению, не могу взять автомат и пойти воевать, хотя ездила на Донбасс.
– Да, выступая со сцены, и на телевидении вы никогда не обходили стороной эту тему…
– Выхожу на сцену, говорю правильные слова, но я не рискую жизнью. Да, я ездила на Донбасс, выступала перед ребятами, встречалась с жителями и видела, в каком ужасе они живут все эти годы. А когда мы ехали на концерт, нас сопровождали ребята в бронежилетах, я спросила у них: «А как же мы?» Нам ответили: «А с вами Бог!». И мы поехали без бронежилетов. Я подумала: «Значит с нами действительно Бог» … То, что происходит на Донбассе, это все ужасно, и мне хочется, чтобы война прекратилась. Ребята, которые сейчас на передовой каждый день рискуют своей жизнью. Некоторые сограждане про них говорят, вот мол, они идут воевать по контрактам.
Но извините, они защищают нас, они рискуют своей собственной жизнью не только ради денег. Когда они находятся в окопах, в них стреляют и убивают, и они не думают о том, что завтра они получат на десять тысяч больше, чем сегодня. Они думают, что за ними стоит Россия. Вот об этом они думают. Это все по велению сердца. И я это видела.
– Надо признать, что сегодня таких как вы актрис, у которых такая принципиальная позиция не так много. А некоторые и вообще делают вид, что ничего не происходит…
– Это потому, что мало кто из них пережил войну, блокаду, голод, смерть близких… Вот мне сегодня 85 лет, и я считаю, что проживаю мамину жизнь, потому что моя мама не видела жизни. Папа с мамой поженились в тридцать седьмом году, в тридцать девятом родилась я, а в сорок первом уже началась война. Папа ушел ополченцем, и семейной жизнью они прожили всего пять лет. Папа погиб. А после войны мама уже не могла найти такого человека. Она умерла, когда ей было всего шестьдесят семь лет. К сожалению, блокада ее догнала, потому что она пережила такое в войну, что не дай Бог кому пережить. Поэтому сейчас проживаю жизнь за маму. И моя шестилетняя сестренка Люда умерла в блокаду, а бабушка погибла в бомбёжку. Нас с мамой чудом вывезли по «Дороге жизни», поэтому другой позиции по отношению к событиям последних трех лет у меня не может быть.
– Кто-то из артистов убегает из страны, кто-то, пожив за границей и хлебнув лиха, возвращается, и понимает, что в России все-таки лучше. Но больше всего радует, что российские зрители стали избирательны и солидарны. Они предпочитают покупать билеты на концерты тех, кто остается верен своей стране. Что вы думаете на сей счет?
– Мое мнение такое – медийные, известные люди всегда должны отвечать за свои слова. Сегодня в социальных сетях они порой такое пишут, что хоть стой, хоть падай… Мне кажется, что они должны понимать, что слово, как в старой доброй поговорке – «не воробей, вылетит – не поймаешь» …
Когда одна журналистка у меня спросила, как вы относитесь к тому, что уехала Алла Пугачева и другие, что я думаю по поводу того, что она назвала нас, русский народ – быдлом? Я сказала, что очень уважаю Аллу Борисовну, и очень люблю ее как певицу, но мне кажется, что с ней что-то случилось.
Она сама выросла среди русского народа, и извините, она такое же выходит быдло, как и мы. И на меня столько посыпалось негативных откликов, просто шквал: «Не трогайте нашу Аллочку…»
Я ее не оскорбила, но я заявила, что нельзя оскорблять народ, который тебя боготворил, да еще дал заработать на себе так, что хватит и правнукам…
Мне кажется, что как человек разумный, она уже давно обо всем пожалела. Но, что вырвалось, то вырвалось… И это уже не вернуть. Тоже самое певица Лолита. Когда она сказала про клятых «москалей, которых надо потреблять» Понятно, что это все артистический эпатаж. Артисты всеми способами стараются привлекать к себе внимание. Но надо всё же думать, прежде чем произносить такое. И понимать в какое время мы живем.
– Лариса Анатольевна, в наступившем году чтобы вы хотели пожелать своим поклонникам?
– Мои пожелания очень простые: дай Бог нам мирного неба над головой!
Беседу вела Анжела Якубовская
Недавно Лариса Анатольевна побывала на встрече со студентами в Московском государственном институте культуры. Советская и российская актриса, народная артистка РСФСР провела мастер-класс, отвечала на вопросы студентов, и рассказала о своем творческом пути. Организатором мероприятия, в рамках заседания киноклуба, выступила кафедра теле-, кино- и фотоискусств факультета МАИС МГИК под руководством заведующей кафедрой Каринэ Альбертовны Фолиянц.
– Лариса Анатольевна, какие вопросы вам задавали будущие актеры, что их волнует сегодня? – поинтересовалась я при встрече.
– Современным студентам было интересно, как поступали «на артисток» в советское время. Какие были конкурсы, какие шансы поступить. А конкурс в мое время был огромный: 150-200 человек на место! Проходили туры, сидела строгая экзаменационная комиссия, и на каждого абитуриента, к сожалению, отводилось очень мало времени.
Рассказала о том, что, когда училась в Эстонии, а выросла я в Таллине, у нас в городе был очень хороший драмкружок, из которого вышли артисты – Игорь Ясулович, (кстати, он много лет вел актерскую мастерскую во ВГИКе), народный артист Владимир Коренев, наш «Ихтиандр», с которым мы сидели за одной партой. Из учащихся нашего драмкружка десять человек стали профессиональными артистами. Они все после школы поехали поступать в театральные ВУЗы, а мне не повезло, я не знала, что во ВГИКе есть актерский курс, и поехала в Ленинград. В Ленинграде я провалилась на первом же туре, только помню, как выступала перед комиссией, и дико волновалась, хотя в Таллине уже выходила на сцену.
Мне казалось, что я поступлю обязательно, была уже готовой артисткой, и вдруг так зажалась. Напала какая-то скованность, растерянность.
Конечно, потом поняла, что когда сидит приемная комиссия десять человек, и поступает огромное количество народа, каждому дается по 2-3 минуты, сложно раскрепоститься и показать на что способен. И так же происходят экзамены и сегодня. Я побывала во ВГИКе недавно и посмотрела, как комиссия всех очень быстро слушает, дается так же очень мало времени.
Сейчас я бы, наверное, не поступила, потому что тогда в театральном провалилась на первом туре, уехала из Ленинграда и решила, что это не мое. Бороться я не умею, и даже не могла себе представить, чтобы на следующий год снова ехать поступать в то же училище. Нет, я не смогла. И три года просто работала.
– Часто во время своих интервью вы говорите о том, что для артиста случай это чуть ли не самое главное…
– И сейчас говорю, что мне просто повезло. Я случайно попала в кино, это судьба меня вела. На таллинской киностудии, где я играла маленькую роль, на меня обратила внимание девушка-режиссер, которая училась в Москве во ВГИКЕ у Сергея Апполинариевича Герасимова. Ее звали Лейда Лайус. Она в Таллине находилась на практике, и оказалась тем человеком, благодаря которому я попала к Герасимову. Она, кстати, училась вместе с Ларисой Шепитько. Герасимову как раз не хватало одной студентки, был недобор, она показала ему мою фотографию, и сказала, что у нас в Таллине есть одна девочка. И режиссер сказал: «Ну, пусть приезжает в Москву. Я посмотрю». И я приехала.
– Вот так просто взяли билет на поезд и поехали в незнакомую Москву?
– Это был1959 год, мы с мамой обе блокадницы, почти всю блокаду прожили в Ленинграде. Папа мой погиб под Ленинградом, защищая Кронштадт, а когда война закончилась, мы с мамой вдвоем переехали на ее родину в Таллин, к ее дяде. Жили мы очень бедно, едва сводили концы с концами, и на дорогу у меня не было денег. Но так совпало, что меня вызвали на кинопробы к режиссерам Алову и Наумову за счет киностудии Мосфильм.
Я приехала в Москву, меня поселили в гостиницу «Украина», тогда Мосфильм мог позволить себе такую роскошь. Моя Лейда, я называю ее крестной мамой в кино, она сказала Герасимову, что я приехала из Таллина, и Герасимов сказал: «Ну, приходите в нам сегодня вечером домой, я ее послушаю»
Мы пришли к нему домой, я не знала, кто такой Герасимов, и все свое внимание переключила на Тамару Макарову. Потому что, только что посмотрела фильм «Каменный цветок» и была влюблена в ее героиню-красавицу. Старалась с ней общаться, что-то ей читать. А надо было с Герасимовым общаться, это я потом узнала, поэтому на Герасимова я не произвела впечатление. Была на грани отчаяния, опять ситуация с Ленинградом повторялась. Чувствую, что проваливаюсь, что плохо читаю. А все, потому что выбрала неудачное стихотворение «Ландыши», которое, оказывается, Герасимов ненавидел, он считал стихотворение пошлым. Вижу, что совсем ему не нравлюсь… Мне так стало себя жалко, я готова была расплакаться. Сказала ему: «А можно я вам прочитаю монолог Ларисы Дмитриевны из «Бесприданницы». Он так неохотно ответил: «Ну, читай…»
Села на стульчик, а в самом начале Герасимов сказал, что я слишком рослая. Я ведь подрабатывала манекенщицей, а там, чем выше каблук, тем лучше… Сняла туфли на высоком каблуке, присела на стульчик, стала читать и вдруг потекли слезы, так стало себя жалко, да и монолог был очень печальный. Захлебываюсь слезами, но читаю. Режиссер послушал и сказал: «Ладно. Хватит. Беру». Это были магические слова…
Я попала на курс изумительный, просто назову имена Серёжа Никоненко, Николай Губенко, Жанна Прохоренко, Лида Федосеева-Шукшина, Галя Польских, Галя Гаврилова, Женя Жариков. Фильмы с их участием вошли в Золотой фонд отечественного кино.
– Современные режиссеры наперегонки переснимают этот Золотой фонд, то «Тихий Дон» Герасимова, то «А зори здесь тихие» Ростоцкого, у которого вы снимались. Как вы относитесь к ремейкам?
– Когда пытаются снять заново «А зори здесь тихие», то может быть молодому поколению это интересно, потому что они не видели старый фильм Ростоцкого. Они смотрят новое кино и воспринимают уже его по-своему, а мы видели старую картину, и принимаем только ее. Новые картины нам кажутся костюмированными подделками... И вроде бы плачет героиня и смеется герой, но чего-то не хватает, может какой-то чистоты, которая была в картинах советского времени. И еще меня поразило то, сколько мало времени отводится на картину. Если раньше картины снимались по году, по полтора и даже больше по времени, то сейчас все снимается очень быстро. Актеры даже не успевают друг с другом пообщаться и подружится. Если мы ездили в экспедицию, то она бывала по два-три месяца. Когда снимали «Дом на семи ветрах», на берегу Дона был построен дом и там мы долго жили. Когда снимали «Любовь Серафима Фролова», то с Куравлевом жили больше месяца в деревне, ходили в гости к местным, общались, вживаясь в образы тех, кого играли.
В деревне Куравлев ходил в солдатской форме, я в костюме того времени, деревенские жители вначале относились к нам настороженно, потому что никогда не видели живых артистов и как снимается кино не знали, а потом привыкли. И через неделю нас воспринимали не как артистов, а как персонажей, которых мы играли. Меня, так и звали Солдаткой, Лёню Куравлева, – Серафимом Фроловым. А Тамару Семину, которая играла Настю, в деревне так и звали Настей…
А сейчас, кино снимается стремительно. Мы не так давно снимались с Серёжей Никоненко, и видели, как наши молодые партнеры приходят на площадку, им дают лист, они сразу с листа читают, и тут же в кадр заходят. А мы сказали, что так не можем, у нас старая школа, мы должны с этим текстом переспать. Не только запомнить, а прочувствовать, чтобы представить кого, ты будешь играть. И если уж играть в фильме про войну, то вжиться как следует, проникнуться глубиной темы.
– Может быть, поэтому сегодня, когда снимают кино о войне, уж слишком много говорят о патриотизме, и порой получается обратный эффект, замыливается само понятие…
– Да, говорят об этом много, вот поэтому истинный смысл во многом утрачен. Но я думаю только об одном, – как молодежи можно донести эту мысль честно и искреннее. У меня трое внуков – одному 26, другому 24 и самому младшему 14 лет. Я говорю им: «Ребята, вы же не хотите, чтобы ваша мама плакала? Значит надо помнить о том, что нужно защищать свою страну, свою родину. Надо сделать так, чтобы наш отчий дом был бы в безопасности»
Уже давно стало понятно, что наступили такие тяжелые моменты, когда надо встать грудью и защитить свою страну, но в первую очередь надо подумать о близких, потому что они нуждаются в защите. Мне кажется, что это самое главное. Мама – это самое главное в жизни любого человека, самое родное, что может быть на Земле. Мне хотелось бы показать это на своем примере, но я уже, к сожалению, не могу взять автомат и пойти воевать, хотя ездила на Донбасс.
– Да, выступая со сцены, и на телевидении вы никогда не обходили стороной эту тему…
– Выхожу на сцену, говорю правильные слова, но я не рискую жизнью. Да, я ездила на Донбасс, выступала перед ребятами, встречалась с жителями и видела, в каком ужасе они живут все эти годы. А когда мы ехали на концерт, нас сопровождали ребята в бронежилетах, я спросила у них: «А как же мы?» Нам ответили: «А с вами Бог!». И мы поехали без бронежилетов. Я подумала: «Значит с нами действительно Бог» … То, что происходит на Донбассе, это все ужасно, и мне хочется, чтобы война прекратилась. Ребята, которые сейчас на передовой каждый день рискуют своей жизнью. Некоторые сограждане про них говорят, вот мол, они идут воевать по контрактам.
Но извините, они защищают нас, они рискуют своей собственной жизнью не только ради денег. Когда они находятся в окопах, в них стреляют и убивают, и они не думают о том, что завтра они получат на десять тысяч больше, чем сегодня. Они думают, что за ними стоит Россия. Вот об этом они думают. Это все по велению сердца. И я это видела.
– Надо признать, что сегодня таких как вы актрис, у которых такая принципиальная позиция не так много. А некоторые и вообще делают вид, что ничего не происходит…
– Это потому, что мало кто из них пережил войну, блокаду, голод, смерть близких… Вот мне сегодня 85 лет, и я считаю, что проживаю мамину жизнь, потому что моя мама не видела жизни. Папа с мамой поженились в тридцать седьмом году, в тридцать девятом родилась я, а в сорок первом уже началась война. Папа ушел ополченцем, и семейной жизнью они прожили всего пять лет. Папа погиб. А после войны мама уже не могла найти такого человека. Она умерла, когда ей было всего шестьдесят семь лет. К сожалению, блокада ее догнала, потому что она пережила такое в войну, что не дай Бог кому пережить. Поэтому сейчас проживаю жизнь за маму. И моя шестилетняя сестренка Люда умерла в блокаду, а бабушка погибла в бомбёжку. Нас с мамой чудом вывезли по «Дороге жизни», поэтому другой позиции по отношению к событиям последних трех лет у меня не может быть.
– Кто-то из артистов убегает из страны, кто-то, пожив за границей и хлебнув лиха, возвращается, и понимает, что в России все-таки лучше. Но больше всего радует, что российские зрители стали избирательны и солидарны. Они предпочитают покупать билеты на концерты тех, кто остается верен своей стране. Что вы думаете на сей счет?
– Мое мнение такое – медийные, известные люди всегда должны отвечать за свои слова. Сегодня в социальных сетях они порой такое пишут, что хоть стой, хоть падай… Мне кажется, что они должны понимать, что слово, как в старой доброй поговорке – «не воробей, вылетит – не поймаешь» …
Когда одна журналистка у меня спросила, как вы относитесь к тому, что уехала Алла Пугачева и другие, что я думаю по поводу того, что она назвала нас, русский народ – быдлом? Я сказала, что очень уважаю Аллу Борисовну, и очень люблю ее как певицу, но мне кажется, что с ней что-то случилось.
Она сама выросла среди русского народа, и извините, она такое же выходит быдло, как и мы. И на меня столько посыпалось негативных откликов, просто шквал: «Не трогайте нашу Аллочку…»
Я ее не оскорбила, но я заявила, что нельзя оскорблять народ, который тебя боготворил, да еще дал заработать на себе так, что хватит и правнукам…
Мне кажется, что как человек разумный, она уже давно обо всем пожалела. Но, что вырвалось, то вырвалось… И это уже не вернуть. Тоже самое певица Лолита. Когда она сказала про клятых «москалей, которых надо потреблять» Понятно, что это все артистический эпатаж. Артисты всеми способами стараются привлекать к себе внимание. Но надо всё же думать, прежде чем произносить такое. И понимать в какое время мы живем.
– Лариса Анатольевна, в наступившем году чтобы вы хотели пожелать своим поклонникам?
– Мои пожелания очень простые: дай Бог нам мирного неба над головой!
Беседу вела Анжела Якубовская
